— «Порядочным»… Это как? — я ощущал нетерпеливое желание конвоиров скорее избавиться от меня, но никто из них не решался прервать нашу беседу. — Как вы, которая обманом привела меня в ловушку? Как Вилсон, вымогающий моего согласия?
Она недовольно прищурилась.
— И все же здесь лучше, чем в тюрьме.
— Чем, миледи? Я в кандалах, а эти господа пинают меня как безродную собаку.
Она внезапно подалась вперед, наклоняясь так, что наши щеки едва не соприкоснулись. Ее горячий шепот погнал волну мурашек по моей коже.
— Нужно сперва доказать свою незаменимость, а затем диктовать условия. Не путайте последовательность, сквайр Лоринг.
Она выпрямилась, кивнула конвоирам, по отстраненным лицам которых было трудно догадаться, как они восприняли ее выходку, и меня повели дальше.
Видимо, решив, что я все-таки не такой уж паршивец, меня заперли в камере, находящейся на втором этаже Двора Венаторов. Это место для содержания сынков богачей, перебравших с первой свободой. Когда нужно наказать, но сделать это достойно благородной фамилии. Например, пожурить, погрозить пальчиком и посадить в такую себе комнату с диваном, столом, креслом и решетчатой дверью. Тут даже нужник был за ширмой. Я удивлен, как это ванну не разместили в углу. Вдруг какому толстосуму придет в голову поутру понежиться в теплой воде?
Для любого избалованного юнца это помещение было бы кошмаром. А для вора — настоящие хоромы. Стены в кирпичной кладке, две керосиновые лампы с дополнительными баллонами. Кресло обито зеленой кожей, стол немного потерт, но добротный, из благородной породы дерева. Я бы мог здесь жить, если бы не решетка, напоминающая о моем заключении.
Что ж, первое дело я проведу так, что Вилсон не придерется. А потом пусть только ослабят поводок…
Мне дали сутки на подготовку. Вернее — им понадобились сутки. Достать все то, что я просил, было несложно, если знать места и иметь соответствующую физиономию. Когда же в лавки с подобным товаром входили законники, на продавцов накатывал приступ тяжелой формы шизофрении. Они переставали понимать, чего от них хотят, нередко забывали родной язык, а порой предлагали абсурдные вещи, такие как пирожки, чашку кофе или нелепое тряпье. Даже от переодетого егеря разит за сто ярдов. Все же они справились и предоставили на мой суд несколько видов веревок, меховых накладок на обувь, позволяющих заглушить шаги в помещении. А также отличный набор металлических штырей, из которых выйдут великолепные отмычки, недостающие в моей коллекции. Я сказал, что мне понадобится всё это для дома Чейза. И хоть охрана никуда не уходила, наблюдая за тем, как я превращаю элитную камеру в небольшую мастерскую, они так и не поняли, к каким дверям отмычки готовятся прямо у них под носом.
Вечером в назначенный день за мной пришел Вилсон собственной персоной и оба его подчиненных.
— Миледи составит мне компанию? — спросил я у Илайн больше из желания подразнить Пилса: по ее костюму было очевидно, что на прогулку в чужой дом девушка не собирается.
Она мило хихикнула и подарила мне приятную улыбку, хоть глаза остались холодными. Подозреваю, ее тоже забавляло издеваться над коллегой больше, чем кокетничать с вором.
— Всё готово? — поинтересовался Вилсон, глядя на связку моих новеньких отмычек. Никто не знал о парочке, припрятанной в матрасе.
— Разумеется. Если позволите, — я взял у него из рук мою сумку.
Дом Чейза располагался в Лебединых Прудах, районе самых сытых и довольных жизнью. Это элитное местечко, и построить здесь дом — значит, заручиться нужными связями и полезными знакомствами. Говорят, здесь даже на горшок ходят так, словно соседи наблюдают. Отчасти так и есть. Тесное расположение домов привело к тому, что слишком эмоциональную речь было слышно на всю улицу, и о вечерней ссоре супругов моментально становилось известно всем. Так как императрица Глория поощряла сдержанность во всем, то выражение чувств стало моветоном, порицаемом в высшем свете. Веселье, как и гнев, не имели права на жизнь, а если их и демонстрировали, то так, словно ничего особенного не происходит. Многие супруги и прежде спали в разных комнатах, теперь же это стало необходимостью. Излишнее внимание между ними принималось как нечто вульгарное и даже грязное. Говорят, по количеству детей у богачей можно было понять, сколько раз они за свою жизнь находились в семейном ложе вместе. Но не думайте, что все джентльмены вели себя так, будто их оскопили. Кислая мина, нарочито холодный тон, унылые разговоры о политике — всё это лишь до поры, пока поблизости находится супруга, а вокруг — такие же лицемеры. Но как же они менялись, едва вырывались в «Бубенчики» или игорные дома! О, тогда они по-другому пели. Они кричали до хрипоты, пока голые девки стегали их ремнями, просаживали половину наследства за одну ночь, поносили императрицу и исполняли танцы прямо на столах. Стоило же им выйти на улицу, как всё менялось обратно. И это люди, пишущие законы, определяющие нравственные нормы, первыми бросали камни в тех, кто еще накануне развлекал их. Потому что негоже своим существованием стыдить благородных сквайров.
Лебединые Пруды в простонародье назывались Лизоблюды или того похуже. В этом районе я работал редко. Даже та многочисленная охрана, что патрулировала улицы, не была помехой настолько, как соседское любопытство. С появлением в свободном доступе подзорных труб и биноклей процесс слежки превратился в увлекательную игру, дающую пищу для утренних сплетен. Увернуться от такого внимания — то еще приключение!