— Я вам еще ни разу не солгал, — мой поклон был воспринят со скептической ухмылкой.
— Что вы предлагаете? — вскинул бровь Вилсон. — Отпустить вас одного?
Подумав немного, я предложил свой вариант развития событий в «Бубенчиках». Пилс возмущенно чихал и исторгал из себя трубные звуки, пытаясь продемонстрировать несогласие. Илайн поначалу хмурилась и качала головой, но заметив, что Вилсон внимательно прислушивается к моим словам, поникла.
— Мне решительно не нравится ваш план, — подытожил старший сыщик, обдумав сказанное мною. — Но в то же время, он кажется логичным и единственно верным.
Судя по лицу Илайн, она рассчитывала на другой вердикт, но в моем присутствии не стала унижаться до просьб и уговоров начальника.
Ночью я плохо спал. Меня мучили кошмары с той нашей встречи с Вудроу. Я снова видел его стоящим в клетке, куда ловца заперло чудовище из замка. Иногда сновидение показывало, как электрические разряды прожигают тело несчастного, как он корчится от боли, не в силах освободиться от пут. Как по металлическим цепям проносятся искры, раскаленные кандалы обжигают запястья. А потом вдруг я оказывался в теле Вудроу и ощущал на себе пытку огнем. Я просыпался в поту и дрожи, осматривал себя, чтобы убедиться, что это всё лишь сон. Хоть на коже не было ничего, кроме старых шрамов от ножей и стекол, я все еще чувствовал адскую боль и не мог избавиться от мысли, что сам побывал в той клетке.
Так было и ныне. Я проснулся задолго до рассвета. Осенью утро начинается поздно, день короток, а ночь кажется вечной и беспросветной. Одевшись, я вышел из своей камеры, которую больше не запирали, и тихо прошел по этажу, не потревожив работающих в открытых кабинетах венаторов. Дойдя до окна, я прислонился лбом к холодному стеклу. Капли, стекающие по внешней стороне, будто сквозь призрачную грань касались моего лица. Там, в кромешной тьме, не было видно ничего, кроме моего отражения. Мне в глаза смотрел собственный призрак, худой и злой, одна половина лица очерчена размытым светом далекой лампы, вторая — растворилась в ночи.
«Это все, что от тебя осталось, Арчи Лоринг. Псы загнали тебя в ловушку, оттяпали добрую часть плоти, и выбросили истекающий кровью ошметок подыхать у всех на виду. Для потехи. А вдруг пригодится». Если Вилсон обманет и не выдаст мне документы, я убью его. Клянусь, что всажу нож в его глотку, перед тем как отправлюсь на виселицу.
— Еще несколько наших добровольческих отрядов отправились на границу Огалтерры.
Один из молодых венаторов обращался к собравшимся вокруг товарищам. Меня они не замечали, привыкли, как к растению или домашнему животному. Я так и стоял у окна, дождавшись тусклого рассвета.
— Вчера задержал крепко выпившего репортера. Он только вернулся из колонии, рассказывает всякие чудеса. О тумане, в котором исчезла целая рота. И местных, которых в глаза никто не видел.
— Как не видел? А воюет кто? Они же первые напали на земли Патрии.
Мне вспомнился подслушанный возле дома Энтони разговор. Кто-то нарочно передавал неверные сведения. Что-то там не так с дальней колонией. Огалтерра неохотно отдала свои земли, и конфликт был ожидаем, но численность людей столь мала, что война бы закончилась, не начавшись. А теперь разговоры о потерях и добровольцах.
По большому счету, мне было плевать. По малому — тоже. Закончу своё последнее дельце, раскланяюсь в ножки Патрии Магнум, и уеду так далеко, как сумею. Куда-нибудь, где империя еще не построила свои колонии и не развязала войну.
— Сегодня с первой платформы отправился состав. Я бы сам записался, но со службы не отпускают.
— Зачем столько? От туземцев ничего не останется.
— И что? Это наша земля, пусть только сунутся!
— Теперь наша, а была-то их…
— А как это: «отряды пропали»?!
— Куда пропали? Распустили, наверное, по домам.
— Да нет, мол, совсем пропали. Никто не вернулся из первой волны добровольцев.
— Погибли?
— Сведений таких нет, семьям ничего не сообщили.
— У меня там брат служит! Прислал письмо в прошлом месяце, обещал к Рождеству быть.
— А я слышал… Инспектор!
— Лоринг!
Обернувшись, я обнаружил идущего по коридору Вилсона.
— Кто бы мог подумать, что вы любите начинать утро с обсуждения новостей, — усмехаясь, заметил он, кивком отвечая на приветствия констеблей.
— Моё утро обычно начиналось ближе к закату. А теперь у меня есть целый день, и я понятия не имею, что с ним делать.
Я вошел в кабинет следом за ним.
— Тяжело вам, да? — инспектор расположил пальто на вешалке, стряхнул воду со шляпы. — Тепло, сухо, сытно, а вам все неймется.
— Так уж я устроен.
Он положил на стол крупный бумажный сверток и жестом пригласил ознакомиться с содержимым. Пока я разворачивал обертку, Вилсон достал из стола трубку, прочистил ее.
— Пилс вчера объехал весь Асилум с тем бумажным фрагментом, который вы нашли. Сравнивал печати. Скажу откровенно: теперь он вас ненавидит еще больше.
— А это возможно?
Вилсон хмыкнул, забил в трубку табак и подкурил. Я как раз извлек из свертка штаны и костюм достаточно неброского фасона.
— Размер ваш, я доверяю только одному портному, вы с ним уже знакомы, и он меня еще не подводил.
— Я тронут, — моя растерянность сменилась откровенным удивлением, когда в руки попал жилет. Это была чудесная вещь, по форме напоминающая классическую модель, но выполненная из плотной кожи, с застежками в виде крупных крючков и петель на груди, добавляющими сходство с корсетом. Потайные карманы, в которых легко разместятся отмычки и даже наваха, усиленная защита груди и спины. — Да ваш портной — кудесник!